Ночью рыжие, белые, полосатые и даже черные кошки совершенно одинаковы, да и днем они одинаковы – кошка и кошка, усатая, мяукает, – если не трутся об ноги, выпрашивая кусочек повкуснее. Так же и собаки, которые неспешно трусят по проселку, помечая встреченные деревья, столбы, кусты и крылечки. Где-то среди мохнатой стаи затесалось их маленькое чудо, тайна, в какую посвящают далеко не каждого приезжего мальчишку. А уж тем более девчонку.
Лёнька самонадеянно решил отступить от традиций, и, как выяснилось, напрасно.
В дверь тихонько поскреблись. Лёнька встал и медленно-медленно, как осторожный купальщик, пробующий каменистое дно, поплелся в прихожую. За ручку он взялся с таким убийственным отчаянием, что ему мог позавидовать любой драматический актер. Без сомнения, ни одному, даже самому великому актеру ни за что на свете не удалось бы изобразить столь глубокую печаль и разочарование в жизни.
Надежды завоевать капризное Аленкино сердечко рушились снежной лавиной, стремительной и беспощадной.
На пороге, стеснительно улыбаясь, топтался Игорь, двоюродный брат Алены.
– Привет, – он попытался заглянуть Лёньке за спину.
– Привет, – сказал Лёнька. – Че, трактор купил? – и протянул руку.
Игорь смутился, на пожатие ответил вяло.
– Так это, – начал он. – В общем…
– Аленка где? – перебил его Лёня.
– Дома. Понимаешь… В общем, она проговорилась, что ты… ну… хотел показать ей Бимку. А я сказал, что ты всё наврал. Теперь можешь бить мне морду. – Игорь зажмурился, сморщился весь и замер в покорном ожидании.
Лёнька стоял, тяжело дыша, и молча смотрел на Игоря. На его тощую шею, клювастый нос с горбинкой, впалую грудь. "И откуда у этого замухрышки такая красивая сестра? – думал Лёнька. – Пусть и двоюродная". В нем закипали гнев и обида, он сжимал и разжимал кулаки, не зная, что делать. Казалось, попадись сейчас под руку кирпич – перешибет с одного удара. В пыль раскрошит. Ведь не Игоря же бить в самом деле? Потом Лёнька вспомнил, что Бимку он так и не изловил, и что, приди вместо своего нескладного братишки Алена… ой-ё, пришлось бы сочинять какую-нибудь невероятную, неправдоподобную вовсе историю о том, ПОЧЕМУ ОН НЕ СМОГ… Так получается… получается, Игорь, сам того не желая, спас его от позора? От бесславного и, наверное, уже окончательного поражения?!
– Дурак… ох и дурак, – шептал довольный Лёнька, а Игорь жмурился всё крепче, пока, наконец, не сообразил, что бить его никто не собирается. Тогда он чуть-чуть приоткрыл левый глаз и сквозь сеточку ресниц уставился на хохочущего друга.
"Вот так и сходят с ума, – философски рассудил Игорь. – Сойти с ума от любви, что может быть лучше?" И, размечтавшись, представил себе, что кто-нибудь когда-нибудь потеряет голову из-за него… И это было чертовски приятно.
– Дурак я, Игорь! – не переставал радоваться Лёнька. – А ты молодец. Молодчина! Выручил. Сам-то понял, почему? Нет? Ну ладно. Иди. Привет Аленке!
Игорь, деревянно переставляя ноги, спустился с крыльца и зашагал к своему дому. Щека неприятно ныла, будто Лёнька всё-таки приложил от души прямым в челюсть. Нет, ничего он не понимал. Совсем.
Лёнька притворил дверь и легко, как порхающая над лугом бабочка, вернулся в комнату. Он уселся в глубокое и уютное, накрытое выцветшим пледом кресло и извлек из подлокотника целый победный марш.
Там, пам, па-пам! – выстукивал он на подлокотнике. Па-пам! Пам!
Нет, нет, Лёнька вовсе не сошел с ума, но теперешняя ситуация представлялась ему в гораздо более выгодном свете. Наврал, ха! Кто сказал, что наврал? Игорь сказал! А может, он сам наврал?
Пам-пам!
Главное – изловить Бимку до вечера. А до вечера – далеко, так далеко, что никуда Бимка не денется. Изловится как миленький.
Па-па-па-пам!
С Аленкой они познакомились случайно и как-то вскользь. Это уже потом он узнал, что девчонка с восхитительными серыми глазами и золотистыми локонами до плеч – сестра Игоря. И что она старше его на целый год.
Лёнька с мальчишками, как обычно по воскресеньям, купался на озере. В выходные рыбаки сюда не ходили, и можно было вдосталь понырять и поплавать, не рискуя ежеминутно получить по шее. В остальные дни рыбаки в своих неизменных дождевиках, бахилах и с удочками наперевес, как сморчки, вылезшие после дождя, торчали по всему берегу. И жутко ругались на любого, даже самого маленького шкета, осмелившегося подойти к воде ближе, чем на двадцать метров.
Зато в выходные их как ветром сдувало, потому что сюда на пикник выбирались городские. Целая толпа народу. Городские вели себя культурно: не пили, не мусорили – для мусора у них имелись специальные пластиковые мешки. Но поднимали такой шум-гам и так азартно играли в футбол и волейбол, что ни о какой рыбалке не могло быть и речи. В озере городские не купались: то ли плавать не умели, то ли боялись подцепить какую-нибудь заразу, или попросту брезговали не очень-то чистой, поросшей тиной водой.
В первый раз Аленка приехала именно на пикник. С мамой и с папой. Лёнька сразу ее приметил, долго кружил поодаль, раздумывая, как бы ловчее подойти и этак непринужденно сказать: салют. Ну, или что-то подобное. Вдруг к его ногам подкатился вылетевший с волейбольной площадки мячик. За ним и побежала эта симпатичная девчонка. Лёнька вручил ей мяч и перекинулся парой ничего не значащих слов, а она предложила ему сыграть вместо Славика, у которого разболелся живот.
После они успели немного пройтись по берегу.
– Надолго к нам? – спросил он.
– Нет, на день. Лето длинное, буду приезжать иногда. У меня здесь родственники.